Ей был всего 31 год, она тяжело болела и при этом постоянно помогала другим людям. Ее вера в жизнь до последнего и энтузиазм помогли очень многим. После смерти было опубликовано ее прощальное письмо, которое она написала еще год назад.
Читать его трудно, хочется плакать. Но не читать его нельзя. “КП” в Украине” публикует это письмо – чтобы вдохнуть веру в жизнь каждого. У Ирины Гавришевой этой веры было – для всех!
“Если вы читаете это…” – как-то так правильно начинать подобные письма, да? В детстве я любила всякие мелодрамы. Где любовь, несмотря на тяжелую болезнь, где в конце в коридоре появляется доктор, не смотрящий в глаза, и обреченно качает головой. А потом похороны, рыдающие родственники, море цветов, прощальные речи и записка: “Если вы читаете это, значит…”. Мне казалось это романтичным и правильным.
А потом я повзрослела. И мысль о том, что моя жизнь закончится вот так мелодраматично, стала пугать. Мокрые реаниматологи, ломающие ребра в попытках запустить сердце, и теряющие сознание родственники – стали пугать. Для себя, для той, какой я живу, – мне хочется другого ухода.
Тело в гробу, усыпанное цветами… нет! Во-первых, я хочу, чтобы были видны любимые джинсы с дырками и футболка с надписью RIDE TILL THE END (“Поездка до конца”. – Прим. ред.) – покупая ее, уже знала, что я не только покрасуюсь в ней при жизни, но что именно в ней отправлюсь на тот свет. А во-вторых, большой кусок своей жизни я занималась (-юсь… эм, все-таки в каком времени писать-то? :)) благотворительностью. Благотворительностью медицинской – так сложилось, мне это интересней. Я помогаю искать деньги на то, чтоб какой-то человек получил свой шанс на жизнь. Или хотя бы на облегчение. Эти шансы – они стоят денег. Вполне конкретных сумм. Кому как повезет – тысяч или миллионов гривен. И для того, чтоб люди свои шансы получили, приходится просить у других – “помогите, пожертвуйте”. Я не люблю писать про “откажитесь от чашки утреннего кофе”, призывать людей к аскетизму – не мой профиль. Но коль уж речь про меня лично, то имею право настаивать – не устраивайте мне в гробу лужаек, не портьте образ (грозный Птеродактиль в цветах – это уже какое-то ми-ми-ми), а то, что собирались потратить на цветы, букеты, венки и т. д. – положите в конвертик, содержимое которого станет шансом для кого-то еще живого. Я без цветов в гробу переживу (гы-гы), чесслово, а кому-то (я ведь даже, наверное, знаю имена – кому) эти деньги станут шансом. На завтра. Или на более легкое сегодня.
Говорят, в Британии в память об умершем в парках и скверах ставят лавочки. Общественно полезная память. Лавочка имени Птеродактиля – не уверена, что это что-то близкое. Но… но, наверное, если кому-то нужно что-то ощутимое “памяти Птеродактиля”, то пусть уж лучше лавочка в сквере, чем кусок гранита на кладбище. А еще лучше – какая-нибудь полезная оборудовина в любимый центр ТКМ. Или в хоспис. Или пациенту с каким-нибудь специфичненьким паллиативным диагнозом – у нас таких хватает.
И на всякий случай – лавочка на кладбище у памятника не считается!
Когда-то я была подростком-максималистом. “Сохранить жизнь во что бы то ни стало” – это было и про меня, это было и про тех, кто вокруг. Я и волонтером пришла спасать. А потом устала… устала спасать других (а они, гады, не спасались), устала спасаться сама. И когда мне сказали, что все, опции с лечением исчерпаны, первая мысль была “наконец-то!”. С того дня, зная, что время на исходе, я получила неимоверную свободу. Свободу делать то, что я хочу сегодня. Что приносит мне радость и счастье сегодня. Без необходимости жертвовать чем-то ради завтра. Потому что завтра все равно нет. 3 года жизни, наполненной счастьем, несмотря на медленное угасание. Но 3 года именно ТАКОЙ жизни – только благодаря поддержке извне. Это только кажется, что “мы больше не можем вам помочь” и на этом все останавливается. На самом деле в этом месте начинается самое сложное. Когда с каждым месяцем тебе нужно все больше поддержки, а возможности твои иссякают. И чтоб прожить очередной день, нужна куча лекарств, расходников и т. д. Нет, их можно не покупать – уже ж “все”. Только вот когда ты все еще что-то можешь – лечь и умереть в один момент не хочется. Хочется еще использовать свое время. Но оно стоит денег. И сил окружающих. Потому что твоих сил остается все меньше.
Ирина хотела, чтобы ее похоронили в этой футболке. Фото: Соцсети
Друзья, которые по звонку приезжали “понянчить Птеродактиля”, которые ночью везли вдруг захотевшийся гамбургер или тянули санки с тушкой Птеродактиля на горку, которые готовили на кухне вкусняшки – без всех них эти 3 года были бы совсем другими. Те, кто жертвовал деньги на меня. Зная, что я не буду здорова… Благодаря вам у меня было все необходимое. Все-все, даже то, чего не было у более перспективных. Комнатка, похожая оборудованием на реанимационную палату – благодаря этому я продолжала жить. Не существовать, а жить. Так, как мне хотелось.
Умирать от болезни – чаще всего это не вдруг и сразу. Это долго. И дорого. Так, чтоб достойно, чтоб активно до конца – дорого. И чтоб не мучительно – тоже дорого и сложно. Те, кто были вокруг меня – дали мне такую жизнь до конца, несмотря на ее цену. Я, сколько могла, старалась дать такую жизнь другим в нашей Паллиативной программе. Потому что каждый человек достоин закончить свой земной путь достойно. Каждый человек достоин уйти без боли и страданий. И тут, на краю, делать для другого что-то намного интереснее. Потому что острее. Потому что нельзя будет исправить. Переиграть. Можно только один раз пройти рядом с человеком этот путь, максимально его облегчив. Один раз. Без права на ошибку. И с особым чувством, когда удалось. Удалось хоть самую малость. А если хотя бы попытаться, то хоть самую малость – обязательно выйдет. Я знаю.
Подозреваю, что “после” многие напишут про меня чего-нибудь. Про то, какой я была… Собственно, про меня и при жизни регулярно что-то этакое пишут, что больше на некролог смахивает. Но все равно обидно, что не прочитаю, не потроллю в комментах. Ну и на всякий случай тем, кто будет писать – вы ж в курсе, как я терпеть не могу пафос и восхищение. Если кому-то уж больно хочется его высказать – принимается в денежном эквиваленте на счет Паллиативной программы “Живи секундой, живи каждый миг”. А в текстах – не надо, ладно?
Говорят, есть рай. Есть идеальный мир без боли и страданий. Это круто. Но я все думаю: если я попаду туда – чем я буду заниматься? Что я буду делать без медицинских выписок, хитрых реабилитационных штук и “подайте для…”? То, в чем была моя жизнь последние 9 лет. Чем я буду заниматься Там, где медицинские эксперты и фандрейзеры не пользуются спросом? Наверное, мне все-таки найдется Там применение… А у вас здесь остается этот мир… в котором так нужна помощь друг друга. В котором единственный способ выжить – это плечом к плечу противостоять беде. В котором не только сильный защищает слабого, но даже самый слабый может многое сделать для соседа.
Я свое отработала. А вам, кажется, еще пахать и пахать”.
А В ЭТО ВРЕМЯ
После смерти Гавришевой временно заморозят важные проекты
Ирина Гавришева, несмотря на смертельный диагноз, работала в благотворительных фондах и постоянно помогала тяжелобольным людям.
Известного запорожского волонтера Ирину Гавришеву знали далеко за пределами Украины. Она вела множество проектов, была председателем правления и одним из основателей благотворительного фонда “Счастливый ребенок”, правой рукой БФ “Открытые ладони”. При этом большую часть жизни она провела в инвалидном кресле, перенесла более десяти сложнейших операций. Но 9 января Ирины Гавришевой не стало.
– Она была незаменимым человеком. Ира отвечала за десятки сложных вопросов, от которых зависело здоровье и жизни тяжелобольных людей. После ее смерти нам придется временно заморозить несколько направлений. Так как необходимо время, чтобы найти квалифицированных специалистов, способных взять на себя вопросы, которые курировала Ирина. Ведь, чтобы помочь человеку, нужно знать, как это сделать. Ире это удавалось благодаря личному опыту и узкоспециализированным знаниям, – рассказала директор БФ “Открытые ладони” Мария Айлен Шевченко.
Но в любом случае фонды намерены бороться до последнего, чтобы продолжать дело жизни Ирины Гавришевой.